В Башкирском государственном театре кукол недавно прошли премьерные показы спектакля для взрослой аудитории «Тьма египетская» по циклу рассказов Михаила Булгакова «Записки юного врача». Режиссер-постановщик Елена Котихина (г. Москва).

 Елена Котихина — актриса и режиссер, но вот постановка в кукольном театре стала для нее дебютной. И с задачей режиссер справилась прекрасно, ведь именно в таком театре можно воплотить на сцене самые невероятные вещи. Здесь куклы могут играть рядом с людьми, а уж о необъятном мире различных фантастических возможностей кукольников  драматические режиссеры могут только мечтать.

Чудесные булгаковские рассказы про каждодневные испытания, встающие перед молодым выпускником столичного медицинского вуза, получившего назначение в глухую тьму-таракань, основаны на собственном опыте Булгакова и имеют в основе реальные сюжеты и случаи.

Я бы назвала этот цикл литературным памятником подвигу земских врачей. Причем не эпически-пафосным, а очень жизненным, полным боли, крови, потерянных нервных клеток, и в тоже время безмерно человечным, теплым, написанным с приличной долей самоиронии и огромным уважением к профессии врача.

 Мрачная атмосфера пролога (художник-постановщик Ирина Уколова, г. Москва) сразу же  погрузила зрителей не только в убогую обстановку сельской больницы, но и напомнила о страшной стуже и бездорожью первого рассказа цикла. Когда до места назначения сорок верст врач ехал полные сутки и промерз до костей. Стелется легким туманом по сцене дым, медленно хлопочет и что-то бормочет по-башкирски кухарка Аксинья (Илюза Мухитова), две акушерки (Гузель Мухамедьянова и Светлана Имамутдинова) с фельдшером (Эмиль Латыпов) с удивлением и легким неодобрением рассматривают юного врача, слишком уж «моложавого» для такого огромного участка.

 У Булгакова юного доктора постоянно раздирали сомнения. «Внутренний голос» прагматичного рассудка благоразумно напоминал о ценности полученного диплома и советовал в некоторых случаях притормозить и  не проявлять излишней активности, а эмоциональный внутренний голос совести и юношеского максимализма уже громко отдавал приказы своей команде — готовить операционную и инструменты!
И режиссер решила врача сделать куклой, управляемой его двумя «я». Александр Верхоземский сыграл голос сомнения, мудрого здравомыслия и легкого сарказма, а актер Василий Вольский стал воплощением молодого авантюризма и эмпатии к своим пациентам. Поразила синхронность управления куклой, она оживала в руках актеров, задумывалась, страдала, комплексовала и героически боролась со всеми испытаниями. А люди рядом? Это живые мысли, которые в глухомани становятся практически осязаемыми сотоварищами, коллегами.

 Как в драматическом театре можно наглядно показать девушку, попавшую на поле в мялку, перемолотившую ей ноги? В кукольном на операционный стол приносят груду тряпья с длинной, волочащейся по полу косой. И врач начинает собирать это рванье в единый кокон, очень сомневаясь, что красавица выживет. Это была первая в его практике ампутация, но своей восхищенной команде он немного приврал с нумерацией. Сам от шока не отошел.

Так же блестяще режиссер решает операцию из рассказа «Стальное горло». Мать и бабку задыхающейся от дифтерийного крупа трехлетней девочки образно представили в виде двух бесформенных цветастых комов тряпок, трепыхающихся и причитающих: «Не согласные мы на операцию! Дайте капельки».
Наконец получено согласие. Ребенок уже синеет. А сверху спускается огромная локально подсвеченная конструкция — образ горла, которое предстоит разрезать и вставить временно туда серебряную трубочку, чтобы восстановить дыхание. Внутри, в прозрачной трубе (аллюзия дыхательного горла),  мы видим серый комок. Не все сразу получается у юного врача, но он буквально залезает внутрь горла, разрезает белую ткань – тонкую кожу ребенка – и  гниль рассыпается трухой и падает хлопьями вниз… И слышится долгожданное, прерывистое громкое дыхание девочки! А светящийся столб-горло — это радостный гимн еще одной спасенной жизни.

 С чисто булгаковским юмором Елена Котихина решила рассказ про вырванный у солдатика зуб. Фельдшер как «гвозди их рвал»? У врача вместо головы солдата — чурбан, из которого он и старается самостоятельно вырвать тот злосчастный зуб.

Но совершенно шедевральной была в спектакле сцена родов. Именно сложных родов постоянно страшился юный врач —неправильного положения плода, когда придется делать поворот, других нестандартных ситуаций. С нормально текущими физиологическими процессами и его опытные акушерки неплохо справлялись.

В финале мы видим длинную, струящуюся из верхнего правого края сцены ослепительно белую полосу ткани. Родовые пути женщины. Светлое тонкое полотно трепещет и развивается красивыми волнами, руки акушерок бережно расправляют его и по нему скатывается светящийся шар — метафора новой жизни. Движения актеров замедленные, они плавно и бережно перекидывают шар и это самый светлый и радостный момент «Тьмы египетской».

 В рассказе, давшем название спектаклю, показывалось темное, как тьма египетская, невежество простых людей. То сахарком деревенская повитуха младенца из утробы выманивала, то назначенные от ларингита горчичники крестьянин на тулуп наклеивал.
Прошло сто лет, но и сейчас во многих головах есть эта  беспросветность.
И в финальном монологе зритель слышит созвучные времени слова: «Что же будет дальше? Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть. Остается будущее. Загадочное, неизвестное будущее. Нет страны, которая не имела бы героев, и преступно думать, что родина умерла. Вместо того, чтобы строить, исследовать, печатать, учиться, мы будем драться. Ибо нет никакой силы, которая могла бы изменить это…»

 После спектакля нам удалось пообщаться с Василием Вольским и он рассказал «Молодежке» о работе над ролью:

 — Впервые работал над гениальным произведением Булгакова. На протяжении всего месяца мы много говорили о нем, о его творчестве, его болях, его реалиях, и абсолютно все чувствовали присутствие автора, верили в это.
Работа над образом доктора у меня не получалась от слова «совсем». Я не попадал ни в куклу, ни в голосовую маску. Но благодаря особой репетиционной атмосфере, в которую погружала нас режиссер Елена Котихина, я постепенно создавал внутреннюю почву, то есть состояние доктора, его жизнь, его мысли. Отсюда уже начал простраиваться образ, движения, жесты, мимика куклы, голос и даже его заикание. Боялся именно играть это состояние, поэтому для меня важно было простроить внутреннюю линию героя, от чего заикание органично заиграло бы своими красками. Потому что одно дело, когда проживаешь роль через себя, а здесь мало того, что нужно прожить самому, но и передать это состояние кукле, чтобы она так же оживала, как человек. И это уже следующий страх — ожила ли у меня кукла? Но это уже могут оценить зрители, мои педагоги, режиссеры театра.
Также большая сложность была в координировании куклы в движениях и в координировании своего внутреннего состояния. Это огромная работа и большая трудность для актера театра кукол.
Почему была такая сложность в координировании внутреннего состояния? Я играл два образа, два состояния доктора – сам доктор и его внутреннее «я». Мы его назвали «Хрупкий». Нужно было на протяжении всего спектакля отключаться и переключаться и одновременно управлять, оживлять куклу, создавать органику.  Второй образ, который создал Александр Верхоземский, мой партнер, — «Старший». Нельзя сказать, что он играл только свой образ, он так же управлял и доктором время от времени. И самая большая сложность — переключение. Одновременно нужно было жить в одном образе, но делать совершенно другие действия, которые не предполагают состояние говорящего. Иногда отчаивались, пыжились, психовали, изнуряли себя, но двигались дальше. Надеюсь, что все в итоге сложилось.

Эмилия Завричко, фото автора.